Расширение значения термина «документ» как фактор возможного переосмысления объектов библиометрии, наукометрии и информетрии. 2. Старые определения объектов «метрий» в контексте нового определения термина «документ»

1. Введение

В первой части статьи была прослежена эво­люция, которую претерпело понятие «документ». Под ним понимается теперь любой материальный объект, могущий быть использованным для полу­чения человеком необходимой ему информации. Во второй части будут рассмотрены некоторые формулировки объектов библиометрии, наукоме­трии и информетрии — но в контексте использо­вания уже такой обновленной трактовки понятия «документ», которую мы сочли окончательной, не требующей решительно никаких терминологи­ческих уточнений, оговорок или исключений. Этот анализ предпринимается с целью демонстрации плодотворности подобного подхода для уточнения представлений как о рассматриваемых формули­ровках объектов, так и об объектах библиометрии, наукометрии, информетрии вообще.

При этом даже гипотетически мы отказываем­ся рассматривать альтметрию (или альтметрику) в качестве сколь-либо самостоятельной области знаний. Причина заключается в том, что эта об­ласть выделена не в связи с приложением ис­следований к принципиально новому их объекту или с появлением принципиально новых методов исследований, но лишь в связи с тем, что изучае­мые в ее рамках документы циркулируют в иной, менее привычной среде, имеют иную материаль­ную природу информационного носителя. По мет­кому выражению T. C. Almind и P. Ingwersen [1, р. 404], «что нового в рассмотрении www как сети ци­тирования, где традиционные информационные образования и ссылки из них заменены Web-стра­ницами?». Как сказано Г. Ф. Горкудаловой [2, с. 45] (применительно к другим новым терминам, за ко­торыми скрывается то же содержание), «возникно­вение в системе электронных коммуникаций родственных терминов: «сетеметрия», «вебометрия», «киберметрия» в конце 1990-х гг. не осложняет си­туацию, поскольку во всех случаях применяются инструменты и методы библиометрии, но только по отношению к машиночитаемым документам». Весьма характерно, что создатели так называемой альтметрии сами отказались включать в ее назва­ние указание на исследуемый ею объект или сферу ее приложения. Термин «альтметрия» образован с нарушением традиций терминотворчества и не­достаточно информативен.

2. Основная часть

Итак, нашей задачей является демонстрация воз­можности переосмысления представлений об объ­ектах библиометрии, наукометрии и информетрии на основе их рассмотрения в контексте использо­вания обновленной, «широкой» трактовки понятия «документ» («...документ есть любой материаль­ный объект, служащий для получения от него тре­буемой информации. <...> Любой материальный объект является документом только в том случае, если он используется для получения информации» [3, с. 74] или «Документ есть объект, позволяющий получить от него требуемую информацию» [3, с. 76]). При этом предполагалось, что в связи с рас­ширением трактовки понятия «документ» в ходе эволюции, которую претерпело это понятие, «доля документа» в объектах наукометрии и информетрии (которую мы считали весьма значительной еще в 1994 году [4]) еще более возрастет.

Решение этой задачи мы осуществляли на приме­ре анализа нескольких определений объекта трех «метрий». (Разумеется, в настоящий анализ были включены самые первые, исходные представления об объектах библиометрии, наукометрии и информетрии.)

2.1. Примеры определений объекта библиометрии

Часто утверждают, что термины «библиометрия» и «наукометрия» появились в одном и том же 1969 году (в публикациях A. Prichard [5] и В. В. Налимова и З. М. Мульченко [6] соответственно). Тем не менее термин «библиометрия» был известен уже с 1934 года, появившись в столь отдаленное время в работе Поля Отле «Трактат о докумен­тации». В нем указано: «Высшая форма любого знания характеризуется мерой. Нужно создать си­стему мер, относящихся к книге и к документу. Би­блиометрию» [7, с. 205]. Формально это высказыва­ние можно, вероятно, считать «размытым», но идея ясна. Однако главное сейчас для нас применитель­но к этой формулировке — это то, что в своем тру­де Поль Отле также давал определения документу. Рассмотрим его трактовки.

Итак, объектом библиометрии согласно самому первому его определению является «книга и доку­мент» [7, с. 205]. Однако, поскольку первое являет­ся разновидностью второго, следует признать объ­ектом «только» документ. Далее автор развивает и конкретизирует понятие документа, приводит примеры его разновидностей [7, с. 288-289]; и са­мая радикальная трактовка документа, согласно Полю Отле, заключается в том, что фрагмент ре­альности, помещенный в коллекцию (органа доку­ментации?), уже является документом. Эта трактов­ка прекрасно вписывается в новейшее понимание документа как любого объекта, позволяющего «получить от него требуемую информацию» [3, с. 76], и, как увидим ниже, является намного более широкой, нежели представления об объекте би­блиометрии в 1969-м, 1970-х и 1980-х годах и позже. Отметим вскользь, что Поль Отле также предвосхи­тил появление информационной супермагистрали и виртуальной реальности [8, с. 39-46], предсказал появление электронных книг [9, р. 119], а также экс­периментировал, похоже, с созданием гипертек­стов и гипермедиа [8, с. 29-31]. Это обстоятельство, наряду с допускаемой им широчайшей для своего времени трактовкой понятия «документ» и внима­нием Поля Отле к читательскому спросу [7, с. 208­209] и к шансам «для произведений быть прочитан­ными» [7, с. 210], заставляет предположить, что его понимание библиометрии в достаточно серьезной степени включало в себя и нынешнее представле­ние о так называемой альтметрике.

A. Prichard [5], традиционно считающийся авто­ром термина «библиометрия», понимал в качестве объекта библиометрии «книги и другие средства коммуникации». Фактически речь идет о докумен­тах: ведь в соответствии с определением Г. Н. Швецовой-Водки [10, с. 36] «...документ — это <...> канал коммуникации, в котором содержится коммуникат — передаваемое сообщение — в закрепленном (фиксированном) виде». «Книги» же, как понят­но, лишь частный случай документов. Цитируя это определение, Thompson и Walker [11, p. 551] справед­ливо замечают, что «приложения библиометрии ограничены лишь воображением исследователей и возможными исследовательскими вопросами, которые могли бы быть поставлены». С учетом воз­можности понимания документа как любого объ­екта, позволяющего «получить от него требуемую информацию» [3, с. 76], это замечание становится особенно радикальным.

Для D. Schmidmaier [12] объект библиометрии — это «документы, используемые для записи и со­общения научных знаний». Представляется очень важным, что автор использовал именно такую формулировку, а не формулировку «научные до­кументы», т. к. данная формулировка включает всевозможные документы, применяемые для лич­ных коммуникаций и передающие фрагменты на­учных зданий; популярные и массмедийные тексты с фрагментами научных знаний; также она объек­тивно включает в себя переписку ученых и потре­бителей научных знаний — непрофессионалов в социальных сетях; электронные адреса докумен­тов в интернете, цифровые идентификаторы объ­ектов и т. д. Автор не мог предвидеть появления интернета, однако подобное определение объек­та библиометрии вполне может рассматриваться как включающее в себя определение объекта се­годняшней так называемой «альтметрики».

M. Bonitz [13] считал объектом библиометрии научные и ненаучные документы и библиотечные сети. Считаем, что в действительности включение в состав объекта библиотечных сетей неправо­мочно. В начале первой части статьи мы уже ука­зывали, во-первых, что поскольку документ — это элемент системы «библиотека» [14], то с помощью непосредственной оценки документов изучают, разумеется, в том числе и библиотечные сети. Ука­зывали, однако, и на то, что библиометрия приме­няется и для оценки документов вне библиотечных сетей и что результаты такой оценки могут интер­претироваться как оценка такой «внешней среды» циркуляции документа, которая не является би­блиотечной сетью.

Тем не менее подсчет библиотечных сетей с сум­мированием «единиц хранения» мог бы служить своеобразной библиометрической оценкой, т. к. сети могут восприниматься — подобно библио­графическим ресурсам, комплектам научных жур­налов, вторичным информационным изданиям и т. п. — как proxies определенных собраний доку­ментов. Но тогда «второй компонент» объекта би­блиометрии по M. Bonitz просто сведется к понятию документ в его достаточно традиционном значе­нии: ведь оттого, что документы могут изучаться в виде их совокупностей, содержание объекта («до­кумент») не меняется.

Все сказанное выше лежало в русле традицион­ного понимания документа. Однако если мы прило­жим к формулировке M. Bonitz'a обновленную трак­товку понятия «документ», картина получается значительно более интересная: библиотечные сети как «фрагменты реальности» могут также вос­приниматься как самостоятельные своеобразные символы обеспеченности страны или региона документальной информацией и в качестве та­ковых — уже как своеобразные документы (фраг­менты реальности, воспринимаемые человеком для получения необходимой информации — в «кон­венционном» контексте). Учет количества таких документов позволит сделать определенные коли­чественные суждения по обеспеченности страны или региона определенной документальной ин­формацией. Но, говоря строго, такие выводы по­литики делают без всяких размышлений о содер­жании понятия «документ». Также очевидно, что M. Bonitz не имел в виду такой трактовки понятия «документ». Поэтому здесь важна не столько сама по себе трактовка библиотечной сети как доку­мента, сколько то, что на данном примере видна возможность проведения библиометрических ис­следований с использованием «нетрадционных» документов, выбранных в соответствии с «широ­кой» трактовкой понятия «документ».

I. Wormell [15, р. 257] считает объектом библиоме­трии «документальные материалы». Иными слова­ми, документы. Возможно, в такой формулировке содержалась интуитивная попытка автора расши­рить понимание объекта из-за давних традиций относительно узкого понимания термина «до­кумент»? (В начале первой части данной ста­тьи мы упоминали о традиции употребления рядом авторов термина «документ» лишь для обозначе­ния научных документов [16, с. 6].)

Однако далее в тексте цитируемой статьи [15, р. 259] можно усмотреть и иное понимание объек­та библиометрии, а именно «научные коммуника­ции, хранение, распространение и поиск научной информации». Согласно традиционному определе­нию документа [17, с. 122], последний является объ­ектом, содержащим «закрепленную информацию», т. е. предназначен, в частности, для ее хранения. Также это определение прямо указывает, что до­кумент предназначен для передачи информации, в понятие которой входит и распространение. Та­ким образом, в части «научных коммуникаций», «хранения» и «распространения» научной инфор­мации представляется, что данное определение явно сводимо к понятию «документ». Что же каса­ется поиска научной информации, исследования, посвященные, например, сравнительной эффек­тивности баз данных и информационных систем, не основанные на сравнительной оценке выдава­емых документальных массивов и одновременно с этим позиционируемые как библиометрические, нам не известны. А основанные на оценке докумен­тальных массивов — это типичные библиометриче­ские исследования. с объектом «документ».

Вообще считается, что вопросы информацион­ного поиска входят скорее в сферу информетрии [18, р. 36]. Надо, однако, отметить, что инфор­мационный поиск в принципе основан на сопо­ставлении поискового образа запроса (который сам по себе является документом) с поисковым образом документа. При этом ищут не информацию в чистом виде: в чистом виде она и не суще­ствует, поскольку представляет собой сущность; последняя же, как известно, обнаруживается в явлении, а информация всегда является в виде документа¹. Поэтому вопросы количественного оценивания функционирования информационно­го поиска было бы естественнее рассматривать в рамках библиометрии.

Применив одно из относительно новых опреде­лений документа, а именно определение Г. Н. Швецовой-Водки [10, с. 36], согласно которому «...до­кумент — это <...> канал коммуникации, в котором содержится коммуникат — передаваемое сообще­ние — в закрепленном (фиксированном) виде», за­метим, что роль документа в коммуникациях, со­гласно данному определению, является ключевой. В то же время известные приемы, квалифицирую­щиеся как библиометрические [19][16, с. 8][4, р. 514], непосредственно направлены на оценку именно документов — независимо от того, какие «разноо­бразные вопросы» решает конкретное исследова­ние [11, р. 551]. Вновь отметим также, что в качестве каналов научной коммуникации могут выступать и ненаучные документы (например, письма, по­пулярные медийные заметки), с помощью кото­рых также порой могут осуществляться когнитив­ные коммуникации в науке. Ясно, что практикуется с этой целью и применение устной речи; однако и это «не позволяет» уйти от ключевой роли по­нятия «документ» в понятии «коммуникации» — и не только благодаря практике изучения уст­ной речи в записях (т. е. в очевидно документальной форме), но и благодаря состоявшейся «широкой» трактовке термина «документ», которая выражает­ся не только в вычленении разновидности «устный документ» в научной литературе [20], но и в пря­мом признании в Международном стандарте ISO 5127:2017 документами «звукозаписей, людей и ор­ганизаций как источников знаний» [21, Entry 3.1.1.38, Note 2] (выделено нами — В. Л.). Таким образом, с учетом этой трактовки определение объекта би­блиометрии по I. Wormell сводится к понятию «до­кумент», которое не ограничивается научными до­кументами и включает в себя устные документы.

L. Egghe [18, р. 36] фактически предложил трех­компонентный объект, состоящий из 1) «книг, статей, текстов, символов, картин, музыки...», 2) «библио­тек, документационных центров, архивов, медиа­центров.» и 3) «библиографий (печатных, онлайн, на дисках, домашних систем...)». Нетрудно заметить, что первый компонент состоит из разновидностей документа — при достаточно широкой трактовке данного термина, а третий представляет собой примеры собраний элементов-признаков докумен­тов (библиографических описаний, библиографи­ческих записей). Что касается второго компонента, думается, что включение в состав компонента ар­хивов, чьи функции по «продвижению» документов к пользователям гораздо более пассивны, нежели прочих перечисленных здесь институтов, свиде­тельствует о том, что L. Egghe [18, p. 36] сознательно воспринимает «библиотеки, архивы, медиацен­тры...» лишь как хранилища документов. В таком контексте, к примеру, подсчет тематических храни­лищ (например, сельскохозяйственных библиотек) с суммированием «единиц хранения» мог бы слу­жить целесообразной библиометрической оцен­кой, т. к. в этом случае хранилища могут восприни­маться (как и в случае с «библиотечными сетями» M. Bonitz'a [13]) — подобно библиографическим ре­сурсам, комплектам научных журналов, вторичным информационным изданиям и т. п. — как proxies те­матических собраний документов или собраний документов, выделенных по иным признакам.

В то же время подобно библиотечным сетям у M. Bonitz'a [13], которые в качестве «фрагмен­тов реальности» могут также восприниматься и как самостоятельные своеобразные символы обеспеченности страны или региона документаль­ной информацией, т. е. как своеобразные доку­менты (см. выше), в качестве таковых могут вос­приниматься и выделенные L. Egghe [18, p. 36] в отдельный компонент объекта библиометрии «библиотеки, документационные центры, архивы, медиацентры». Учет их количества также позволит сделать определенные количественные суждения по обеспеченности страны или региона докумен­тальной информацией той или иной тематики, профиля, специфики.

Итак, применение достаточно широкой трактовки понятия «документ» позволяет свести воедино все фрагменты, из которых состоит многокомпонент­ное представление об объекте согласно [18, p. 36].

Дословная формулировка объекта библио­метрии в словаре-справочнике «Библиотечный фонд.» [22, с. 18] такова: «когнитивные коммуника­ции в науке». О ключевой роли документа (соглас­но определению Г. Н. Швецовой-Водки [10, с. 36]) в таких коммуникациях речь шла выше. Также выше уже указывалось, что в качестве каналов «когни­тивных коммуникаций в науке» могут выступать и ненаучные документы (например, письма, попу­лярные медийные заметки). Применение для «ког­нитивных коммуникаций в науке» устной речи так­же «не позволяет» уйти от ключевой роли понятия документа в понятии «коммуникации»; не будем здесь повторять аргументацию, только что приве­денную при рассмотрении точки зрения I. Wormell [15]. Итак, рассмотрение «неформальных» кана­лов коммуникаций в науке вновь свидетельству­ет, что они не выходят за рамки сегодняшнего по­нимания термина «документ». С другой стороны, в библиометрических исследованиях непосред­ственной оценке подвергается не коммуникация, а документ, что признается и в рассматриваемом определении, согласно которому «коммуникации» изучают «по частоте цитирования научных работ» [22, c. 18]. Известные библиометрические приемы непосредственно направлены на оценку именно документов. Не обозначает ли все это, что объ­ектом библиометрии, несмотря на рассматривае­мую точку зрения, является все же документ?

Особо надо отметить, что, начав с «глобального» определения объекта как «когнитивных коммуни­каций в науке» (что свидетельствует о стремле­нии к расширению трактовки объекта библиоме­трии) и тем самым подведя вдумчивого читателя к «широкой» трактовке документа, авторы данного определения библиометрии затем фактически —  за счет сведения изучения коммуникаций в науке к использованию цитат-анализа «научных работ» — суживают его до научного документа. Разумеет­ся, это неверно. Мало того, библиометрия спор­но определена в цитируемой словарной статье как «вспомогательная дисциплина наукометрии», откуда вытекает, что библиометрические иссле­дования ненаучных документов либо игнорируют­ся, либо признаются неправомочными. В рассма­триваемом определении библиометрии заложено применение единственного метода — цитат-анализа, — однако далее упоминается и расчет распре­деления публикаций. Треть словарной статьи зани­мает описание индекса Хирша — частного, модного и дезориентирующего (как мы пытались показать в [23, с. 16-17]) индикатора — без обоснования его «преимуществ». Таким образом, приходим к вы­воду, что рассмотренная формулировка объекта приведена в спорной статье. Однако мы включи­ли ее в число рассматриваемых — прежде всего для иллюстрации того, как использование совре­менных трактовок понятия «документ» может рас­ширять содержание объекта библиометрии даже независимо от намерений его автора.

2.2. Примеры определений объекта наукометрии

Прежде всего следует рассмотреть трактовку объекта наукометрии В. В. Налимовым — основопо­ложником наукометрии и автором самого термина «наукометрия». В связи с его особой ролью в раз­витии «метрий» его формулировки будут рассмо­трены дословно и подробно: ведь ошибка в трак­товке теоретических оснований наукометрии ее основоположником особенно недопустима.

Итак, согласно В. В. Налимову, «при изучении науки как информационного процесса оказывает­ся возможным применять количественные (стати­стические) методы исследования. <...> Нам кажется естественным это направление исследований на­зывать наукометрией» [6, с. 9]. И еще: «Если мы рас­сматриваем науку как информационный процесс, то естественно прежде всего проследить во вре­мени за ростом числа научных публикаций, считая их носителями информации» [6, с. 13]. В контексте первой фразы понятно, что вторая формулировка относится если не ко всему объекту наукометрии, то к его существенной части.

Можно ли из этих формулировок сделать бо­лее радикальный вывод о том, что объектом нау­кометрии являются исключительно научные пу­бликации? Как формулировали Hood и Wilson [24, с. 293], «в конце концов, непосредственным и кон­кретным результатом науки и технологии для об­щественности является литература (статьи, патен­ты и т. д.)». Можно привести и другие аргументы в пользу универсальности научного документа как объекта наукометрии, однако кажется возмож­ным и иной подход. Так, в 1994 году автор этих строк писал: «Объектом наукометрии является любой количественный показатель научной активности. Действительно, помимо научных документов, из­учаемых в связи с их потенциальным пользовате­лем (а также создателем; эти два понятия нераз­рывно связаны в науке в одном понятии "ученый"), наукометристы изучают также такие показатели, как количество ученых, наличие грантов и техни­ческих средств и некоторые другие, очень близкие к понятию документа: соавторство, сотрудничество (документально отраженное в совместных проек­тах или некоторых других документах такого рода)» [4, p. 513].

Однако при этом действительно «важно, во-пер­вых, то, что научный документ — это единствен­ный самым непосредственным образом измери­мый и видимый результат научной деятельности, который сам по себе является и разновидностью, и средством получения новой информации <...>. Большинство наукометрических исследований — это изучение документов <...>» [4, р. 513] (выделено сейчас — В. Л.). Ну, а что же остальные сущности, вроде бы входящие в объект наукометрии (сами ученые, финансы, оборудование и т. п.)? На наш взгляд, такие показатели, как объем финанси­рования, условия труда исследователей и проч., относятся скорее к специфике эконометрии, со­циометрии и т. д. Наукометристы также использу­ют — нечасто — соответствующие приемы, однако их нельзя считать специфически наукометриче­скими [Там же]. Правомочность такой точки зрения косвенно подтверждается и схемой, приводимой L. Egghe [18, p. 36] и отражающей, в частности, связи компонентов объекта наукометрии с эконометрией, социометрией и другими «метриями», не входящи­ми в рассматриваемую нами триаду.

Простой подсчет количества ученых, вовлечен­ных в исследования, непосредственный подсчет финансовых затрат на исследования могут (а воз­можно, и должны) быть отнесены, на наш взгляд, к общенаучному методу исследования «измере­ние» [25]. Использование для этого статистических и отчетных материалов — это обращение к унифи­цированным документам, составленным по утверж­денной форме, с последующим контент-анализом последних. А это — не что иное, как использование объекта библиометрии (документа) в качестве объ­екта наукометрического исследования и исполь­зования в этом исследовании контент-анализа, т. е. метода, относимого к библиометрическим [19] ². Кстати, в случае с непосредственным подсчетом ученых можно было бы вообще говорить не толь­ко о применении общенаучного метода (см. выше), но и об использовании считающегося специфи­чески библиометрическим метода «подсчет доку­ментов». Ведь ученый — человек, смысл работы которого состоит в генерации новой информа­ции, — может засчитываться (как было показано выше [20]) в качестве «устного документа». Такой подсчет c интерпретацией «один ученый — одно сообщение» может, например, иметь смысл при на­укометрическом блицанализе конференций.

Дословная формулировка объекта наукометрии у J. Tague-Sutcliffe [27, p. 1] выглядит так: «наука как дисциплина или экономическая деятельность». Далее уточняется, что сюда входит «научная дея­тельность, включающая в том числе публикации». Следовательно, развивает свою мысль автор, науко­метрия «в каком-то смысле совпадает с библиоме­трией».

Но, как мы указывали выше, «большинство на­укометрических исследований — это изучение документов» [4, p. 513]. Также выше при разборе формулировок В. В. Налимова [6] мы пытались по­казать, что все остальные сущности, предполагае­мо входящие в состав объекта наукометрии (сами ученые, финансы, оборудование и т. п.), либо от­носятся, на наш взгляд, к специфическому иссле­довательскому аппарату эконометрии, социоме­трии и т. д., либо исследуются путем обращения к унифицированным документам, составленным по утвержденной форме, с последующим контент-а­нализом последних. В первом случае сомнительна специфичность данных предполагаемых составля­ющих объекта именно для наукометрии, во втором — имеет место использование объекта библиометрии (документа) в качестве объекта наукометрического исследования и использования в этом исследова­нии контент-анализа, т. е. библиометрическо­го метода [19]. Также выше мы пытались показать, что непосредственный подсчет ученых можно счи­тать привычным для библиометрических исследо­ваний подсчетом документов, т. к. ученый может засчитываться (как было показано выше — см. так­же [20]) в качестве «устного документа». Итак, с уче­том изложенного понятно, что трактовка понятия объекта наукометрии J. Tague-Sutcliffe [27, р. 1] пол­ностью сводится к понятию «документ» в его новом, «расширенном» значении.

По мысли L. Egghe [18], наукометрия изучает вза­имоотношения между пользователями информа­ции и «между информациями» (т. е. между различ­ными ее фрагментами). «Взаимоотношения между информациями» представлены «межбиблиотеч­ной деятельностью» и «цитат-анализом» [18, р. 36]. «Взаимоотношения между пользователями» пред­ставлены «сотрудничеством авторов» и «сотрудни­чеством институтов, стран.» [Там же]. Здесь можно обратить внимание на то, что между «пользовате­лями» и «авторами» фактически поставлен знак ра­венства без каких-либо пояснений; что, впрочем, и понятно, ибо ученые одновременно выступают в обеих ипостасях.

Ниже в статье L. Egghe присутствует интуитивно лучше принимаемая формулировка, согласно ко­торой наукометрия изучает взаимодействия меж­ду «информациями» и между пользователями путем цитат-анализа и оценки сотрудничества ав­торов [18, р. 38].

Необходимость изучения «взаимоотноше­ний между информациями», по-видимому, отсы­лает нас, помимо цитат-анализа, к анализу обме­на информационными ресурсами, включая анализ функционирования МБА как показателя упомина­емой L. Egghe «межбиблиотечной деятельности» ³.

Здесь адекватными путями исследования пред­ставляются учет заказов на документы (их копии) и учет выдач документов (копий), а также, вероят­но, подсчет документов в тех или иных массивах, представляющих библиотечные ресурсы. Что каса­ется «сотрудничества авторов» и «сотрудничества институтов, стран...», то таковое отражается в дан­ных об авторстве и аффилиациях, приводимых в документах. Таким образом, согласно L. Egghe [18, р. 36, 38], в центре внимания наукометрии ока­зывается «документ, рассмотренный в отношении к его использованию и созданию, т. е. в контексте научной деятельности» [4, р. 513]. Хотя «эти отноше­ния <...> автоматически включают в объект науко­метрии такие "неожиданные" сущности, как самих ученых (в качестве пользователей или создателей документов» [Там же], в практике наукометриче­ских исследований в действительности изучаются не процессы потребления и создания научных до­кументов учеными, а распределения документов или ссылок на них, сгруппированные по их автор­ству. «Сотрудничество авторов» выражается в соз­дании совместных научных документов и изуча­ется в наукометрии путем учета доли документов, созданных конкретными группами (комбинация­ми) авторов. «Сотрудничество институтов, стран.» изучают путем выделения документов, авторами которых являются представители соответствую­щих различных институтов и стран, и определе­ния величины и доли таких документов. Все это, по сути, не отличается от обычной библиометриче­ской сортировки документов в соответствии с их институциональной и географической структурой. Оценка же самих ученых и их деятельности, осу­ществляемая не через характеристики документов, может относиться, к примеру, к социометрии и эко­нометрии и вряд ли входит в специфический ме­тодический арсенал наукометрии [Там же], — о чем уже не раз говорилось выше. При этом — как также не раз отмечалось выше — подсчет ученых в раз­личных «популяциях» осуществляют на основа­нии рассмотрения соответствующих унифициро­ванных «бюрократических» документов (отчетов, статистических сводок), а вовсе не путем подсчета «поголовья» самих исследователей. Тем более это относится к изучению финансирования научных исследований в рамках наукометрии. Как мы уже упоминали, в этом случае имеет место применение контент-анализа документов, являющегося би­блиометрическим методом. На основании рассмо­тренного реальным объектом наукометрии вновь оказывается документ. Даже непосредственный подсчет ученых (который может оказаться необхо­димым для получения наукометрических характе­ристик какой-либо конференции) можно, как было показано выше, без каких-либо преувеличений считать подсчетом документов, т. к. докладчик конференции, к примеру, является устным доку­ментом [20].

Приведем цитату, в которой объект наукоме­трии просматривается в соответствии с поздними воззрениями В. В. Налимова: «Я думаю, что науко­метрия должна будет расширить сферу своей де­ятельности. Это значит, что она должна стать ме­трической герменевтикой, задачей которой будет числовое осмысление всех текстов, созданных человеком. Думается, что можно было бы осуще­ствить метрический анализ не только философ­ских работ, но и религиозных текстов <...>. Идя таким путем, мы сможем лучше осмыслить нашу культуру, которую отличает расщепленность и изолирован­ность ее составляющих» [28, с. 202] (Подчеркнутое выделено нами; курсив принадлежит цитируемому автору—В. Л.) Следует сразу оговорить, что (как было отмечено и обосновано в первой части статьи) под «текстом» автор понимает то, что мы назы­ваем документом. С учетом отмеченного здесь на первый взгляд нет радикального (по сравнению с предыдущими) расширения трактовки объекта наукометрии: в число «всех текстов, созданных человеком» не войдет ни «звезда в небе», ни «ан­тилопа в саванне», возможность отнесения кото­рых к документам при определенных условиях по­казал Ю. Н. Столяров [3]. В цитируемом же тексте В. В. Налимова речь идет о наукометрическом ана­лизе «традиционных» текстов. Однако, согласно авторской логике, к текстам вообще-то относится любой фрагмент «всего воспринимаемого нами эволюционирующего мира» [28, с. 15] ⁴ — при усло­вии его осмысливания человеком («субъектом») [Там же, с. 156). Тогда к «текстам, созданным чело­веком», как объекту наукометрии будут относиться не только любые тексты в традиционном смысле слова, но и любой материальный результат че­ловеческой деятельности, которой используется «для получения от него требуемой информации» [3, с. 74]. Например, полученные человеком ордена (что рассматривалось В. В. Налимовым отдельно [28, с. 203], но в данном контексте является лишь одним из возможных примеров), доменная печь, библиотека. Даже не рассматривая документы, подобные «звезде в небе», которые вроде бы оста­ются за рамками данного высказывания, не буду­чи материальными результатами человеческой деятельности (не будучи «текстами, созданными человеком»), используемыми «для получения <...> требуемой информации» [3, с. 75-76], мы видим в подходе В. В. Налимова, выраженном в книге, из­данной в 2000 году, потенциал к сильнейшему рас­ширению объекта наукометрии. остающегося, тем не менее, в рамках «широкой» трактовки по­нятия «документ».

При этом, как мы уже упоминали, документы, по­добные «антилопе в зоопарке», можно, вероятно, считать созданными человеком: антилопа помеще­на в клетку и снабжена «реквизитами», о которых упомянуто, в частности, в [29, с. 358], т. е. помещена в контекст, специально предназначенный создав­шими его людьми для извлечения из него инфор­мации другими людьми. Иными словами, «текст» (документ) как объект наукометрии, согласно позднему В. В. Налимову, должен включать в себя и такую трактовку понятия «документ», «расши­ренную» Полем Отле, как «реальность экспоната в коллекции» [7, с. 288], и такую, согласно которой документ — это любой материальный результат человеческой деятельности, который может быть используется «для получения от него требуемой информации» [3, с. 74].

2.3. Примеры определений объекта информетрии

Согласно О. Nacke, одному из инициаторов тер­мина «информетрия», объектом последней явля­ются «информационные явления и проблемы ин­формационной науки (“information science")» [30].

«Информационное явление» — это не то сло­восочетание, признанное определение которого сразу приходит на ум метристу. Интернет-поиск по запросу «информационное явление это» во­обще позволил «зацепиться» только за следую­щую цитату: «Понятие “информация" — это суб­страт всех информационных явлений» [31, с. 44]. Но если мы согласимся с этой формулировкой, тогда за объект информетрии и следует принимать информацию (как, собственно, из самого термина «информетрия» и следует), тем более что никаких отграничительных признаков для «информацион­ных явлений», которые попадают в сферу прило­жения именно информетрии, цитируемое опре­деление не содержит. Но что такое информация? В первой части статьи, а точнее в сноске 19 к ее тек­сту, мы упоминали, что, «уделяя огромное внима­ние понятию документа — ключевого понятия би­блиометрии, — мы не имеем возможности столь же подробно анализировать здесь понятие “информа­ция" и пользуемся в данной статье определением

А. Д. Урсула: “информация может быть представле­на как разнообразие, которое отражающий объект содержит об отражаемом" [32, c. 153]». Является ли информация именно в таком понимании объек­том информетрии согласно О. Nacke?

По-видимому, да, ибо, как мы уже отмечали, ни­каких отграничительных признаков для «информа­ционных явлений» рассматриваемое определение информетрии не содержит. Итак, подстановка тер­мина «информация» вместо «информационных явлений» позволяет допустить, что не только со­циальная информация может рассматриваться как объект информетрии. При этом — точно так же, как при разборе понятия «документ» в сноске 19 к тексту первой части статьи, было очень трудно, если не невозможно, представить себе «вещь», вообще не содержащую информации, — можно ли представить себе информацию в отрыве от «от­ражающего объекта»?! И как в этом случае следу­ет трактовать сам «отражающий объект»? Если след на песке — это документ, если человек — это «уст­ный документ», то почему нельзя считать докумен­том и человеческий мозг, отражающий объектив­ную реальность? Не говоря о таких «отражающих объектах», документальность которых просто бро­сается в глаза: отпечатки пальцев, фотографии, магнитная запись устной речи, научный трактат. Разумеется, при таком подходе возникнет вопрос о методах исследования, т. к. традиционные библи­ометрические методы (оценки документов) явно не подойдут для оценки части названных «отра­жающих объектов». Однако термин «документ» в новой, «широкой» трактовке охватывает действи­тельно все «отражающие объекты», при оценке ко­торых только и возможно сколь-либо конкретное оценивание отражаемой информации. Именно эти «отражающие объекты» и соответствуют, по-ви­димому, «информационным явлениям», т. е. яв­лениям, в которых обнаруживается информация как сущность. То есть документам.

Ну, а то, что традиционные документы входят в состав объекта информетрии, вообще не вызы­вает сомнений из вышеизложенного. Тем не менее для дополнительного подтверждения этой мыс­ли приведем цитату из В. И. Горьковой, которая признает, что «сходство этих научных направле­ний <библиометрии, наукометрии, информетрии> определяется тем, что в сферу их изучения вклю­чен документальный поток первоисточников ин­формации как продукт интеллектуальной деятель­ности создателей информации» [33, c. 7].

И тем не менее в рамках информетрии порой осуществляются и попытки оценки информации, не представленной в документальной форме (даже с учетом примеров «широких трактовок» понятия «документ», приведенных выше). Для такой оценки используется математическое моделирование. Так, например, математическое моделирование рас­пространения информации в социуме подроб­но описано в статье А. П. Михайлова и соавт. [34]. Как известно, математическая модель — это объект, являющийся заместителем объекта оригинала; в данном случае — информации. Но, будучи вы­раженными в материальной форме (на бумажном или электронном носителе), математические моде­ли также подпадают под определение документа­ми. Другое дело, что к ним никоим образом не при­меняются библиометрические методы, и сходства у математической модели с более традиционным документом, как представляется, совсем немного.

Что же касается второй составной части объекта в формулировке O. Nacke («проблемы информаци­онной науки»), представляется, что такая форму­лировка, как «проблемы» (любой науки / научной дисциплины / области знаний) — это нечеткая фор­мулировка; во всяком случае, до тех пор, пока эти проблемы не отграничены по какому-либо призна­ку. В определении информетрии, предложенном

О. Nacke, указано, что информетрия «имеет дело с <...> применением математических методов к про­блемам дисциплины», т. е. информационной науки (“information science"), т. е. принципом отграниче­ния оказывается не объект, а метод (обозначен­ный крайне неконкретно). С другой стороны, ясно, что в качестве непосредственного объекта иссле­дования, объекта-«заместителя» здесь будут вы­ступать упомянутые выше математические модели.

Очевидно, что «широкая» трактовка понятия «документ» позволяет по-новому взглянуть на объ­ект информетрии и, возможно, полностью свести его к документу.

Согласно В. И. Горьковой, объектом информетрии является «научная информация и научная коммуникация» [33, с. 6]. В начале первой части данной статьи мы указывали, что «научная инфор­мация может быть изучена только в документаль­ной форме», отметив, что и «сама В. И. Горькова на стр. 7 прямо включает “научно-техническую ли­тературу" в “научную информацию и научную ком­муникацию"». При этом «включаемые В. И. Горь­ковой в состав научной информации и научной коммуникации “результаты информационной деятельности: информационные массивы (фай­лы), естественные и формализованные языки как средство индексирования и поиска, инфор­мационные запросы потребителей — пользова­телей информации" — это либо документы, либо (как информационно-поисковые языки) — явле­ния, изучаемые и используемые исключительно в документальной форме». Конечно, В. И. Горько­ва упоминает также о «других предметах инфор­мационной деятельности», но она не называет их, не уточняет, что имеет в виду. Как бы то ни было, ее «другие предметы» относятся к результатам ин­формационной деятельности, изучение которых просто невозможно представить себе в недокумен­тальной форме: даже если речь пойдет об устных справках, исследователь обратится за их учетом к рабочим формам / рабочим журналам информа­ционного работника... либо условно зачтет коли­чество информационных работников как «устных документов».

Итак, получается, что в недокументальной фор­ме «научная информация и научная коммуника­ция» — во всяком случае, в пределах, обсуждаемых в монографии В. И. Горьковой, — количествен­но исследованы быть не могут, и, следовательно, объектом информетрии по В. И. Горьковой, также оказывается документ 5.

Мало того, применительно к понятию научной коммуникации следует также приложить следую­щее определение документа: «единство инфор­мации и материального носителя, используемое в социальном информационно-коммуникацион­ном процессе в качестве канала коммуникации» [35, с. 4] (где выделено нами — В. Л.), откуда сле­дует сводимость понятия научной коммуникации к понятию документа. Если этот вывод кажется слишком смелым, вновь обратимся к признанию В. И. Горьковой о том, что «сходство этих науч­ных направлений «библиометрии, наукометрии, информетрии> определяется тем, что в сферу их изучения включен документальный поток перво­источников информации как продукт интеллекту­альной деятельности создателей информации» [33, с. 7]. С учетом всего вышеизложенного это факти­чески является признанием того, что общим объек­том трех «метрий» является документ.

A что же математические модели? На самом деле в книге В. И. Горьковой [33] им уделено огромное внимание. Однако все они относятся к докумен­тальным потокам, а не к «нематериальной инфор­мации». Поэтому — совпадая или нет с желанием автора — из монографии В. И. Горьковой и с уче­том рассмотрения ею математических моделей следует, на наш взгляд, что объектом информетрии является только документ.

Поскольку работа j. Tague-Sutcliffe [27] называ­ется «Введение в информетрию», следует рассмотреть ⁵ его формулировки, которые могут ука­зывать на объект информетрии, весьма подробно. На стр. 1 J. Tague-Sutcliffe указывает, что «информетрия является исследованием количественных аспектов информации в любой форме, не толь­ко записи или библиографии, в любой социаль­ной группе, не только ученых». На стр. 2 J. Tague-Sutcliffe утверждает, что новыми направлениями, присущими только информетрии и не входившими в круг исследований библиометрии и наукометрии, являются «определение и измерение информации» и «оценка эффективности поиска информации».

Рассмотрим вначале первое утверждение. Как уже многократно отмечалось выше, практиче­ски невозможно представить исследование инфор­мации (в чистом виде попросту не существующей) в недокументальной форме. К примеру, количе­ственная оценка устной речи, не зафиксированной в документальной форме, попросту невозможна. Можно, конечно, замерить длительность высту­плений ораторов, но понятно, что информатив­ность такой оценки будет значительно более низ­кой, нежели та, которую представят стенограммы, аудио- или видеозаписи. Мало того, в случае хро­нометража выступлений дальнейшее сравнение данных о продолжительности высказываний будет уже описаться на документальную основу. Мож­но также пересчитать ораторов, но с учетом «расширительной» трактовки документа это будет ничем иным, как применением старейшего би­блиометрического метода «подсчет документов». А упоминание цитируемым автором «исследования количественных аспектов информации в любой форме, не только записи» заставляет вспомнить о том, что информация, представленная следом, отпечатками пальцев, даже отражением в зерка­ле — это информация в документальной форме, хотя такие документы не являются записями. Сле­довательно, — вольно или невольно — с учетом «расширенного» понимания термина «документ» такие документы также должны быть включены, со­гласно j. Tague-Sutcliffe [27], в объект информетрии (как и в объект библиометрии).

Единственный путь изучения информации в предположительно недокументальной форме — это ее математическое моделирование. При этом надо учесть, что «с одной стороны, модель высту­пает в качестве вторичного объекта исследова­ния, с другой — как средство его фиксации» [36, c. 132]. А средство фиксации информации — это тот самый «материальный носитель информации», который в совокупности с самой информацией представляет собой документ. Итак, математиче­ская модель также может рассматриваться как сво­еобразный документ (например, формула на клоч­ке бумаги, на экране ноутбука и т. д.).

J. Tague-Sutcliffe [27, p. 2] также называет «три име­ни, которые идентифицируются с тем, что мы се­годня называем информетрией» — Лотки, Ципфа и Бредфорда. Однако (в который раз мы вынуждены повториться!) их исследования — это исследования не собственно информации или информационных процессов, а исследования, опирающиеся на стро­го документальную базу, исследования докумен­тов. Примеров информетрических исследований, выходящих за рамки документальной информации, j. Tague-Sutcliffe [27] не приводит.

Что же до упоминания здесь [27, р. 1] «библио­графии», не стоит забывать, что библиография — это совокупность элементов-признаков докумен­тов; поэтому вторая часть определенного таким образом объекта информетрии тем более сводима к понятию «документ» (который является объек­том библиометрии). При этом оговорка «не только ученых», которая, по мысли цитируемого автора, расширяет понятие библиографии как рассматри­ваемого компонента объекта информетрии, не яв­ляется необходимой с точки зрения рассмотрения его сходства или совпадения с объектом библио­метрии, поскольку ее (библиометрии) объектом яв­ляется, как установлено выше, любой (а не только научный) документ.

Как упоминалось, направлениями, отграничи­вающими информетрию от наукометрии и библи­ометрии, j. Tague-Sutcliffe [27, р. 2] считает «опре­деление и измерение информации» и «оценку эффективности поиска информации».

«Измерение информации» в ее недокументаль­ной форме — это, вероятно, упомянутое выше ма­тематическое моделирование. (Кстати, о прямом, непосредственном измерении при этом нет и речи; следовало бы говорить об оценивании.) При этом обратим внимание на включение в информетрию самого «определения ("definition"!) информации»; видимо, речь здесь идет об уточнении дефиниций с помощью математических моделей.

Что же касается «оценки эффективности поиска информации», то ранее таковая осуществлялась в рамках информационной науки ("information science") безо всякой «информетрической эти­кетки», в чем, собственно, j. Tague-Sutcliffe [27, р. 2] тут же и признается. Но дело даже не в этом. Дело в том, что по существу «оценка эффектив­ности поиска информации» основана на эксперт­ной оценке документов. И, как указывалось выше, не на оценке документов она основана быть не мо­жет. Далее следуют всевозможные подсчеты, кото­рые могут быть далекими от методов, традиционно считающихся библиометрическими. Но объектом оказываются документы, что вновь соответствует объекту библиометрических исследований.

Рассмотрение трактовки J. Tague-Sutcliffe [27] позволяет, по-видимому, расширить понятие объ­екта информетрии по сравнению с объектом би­блиометрии, включив в него не только документ, но и математические модели. При этом не подле­жит сомнению, что последние сами представляют собой разновидность документа, но дискуссион­ным при этом остается вопрос, насколько данный документ специфичен, чтобы говорить о принци­пиальных различиях в объектах.

T. C. Almind и P. Ingwersen [1, p. 404] считают объ­ектом информетрии информацию, подчеркивая что не обязательно — информацию в научных коммуникациях. Здесь нам остается повторить вы­шеприведенную аргументацию о роли документа в исследовании (количественной оценке) инфор­мации и о документальной природе математиче­ских моделей.

Интересно, что настаивая на том, чтобы назы­вать соответствующие метрические исследования в World Wide Web не вебометрическими или альт­метрическими, но информетрическими, T. C. Almind и Р. Ingwersen [1, p. 404] приводят примеры двух предшествующих соответствующих исследований, однако одно из них названо его автором библи­ометрическим уже в самом названии публикации [37]. Получается, что данной ссылкой T. C. Almind и Р. Ingwersen невольно как бы признают в сво­ей работе свое согласие с неразличимостью би­блиометрии и информетрии!

Последней в ряду рассматриваемых приме­ров мы избрали точку зрения L. Egghe, выраженную им в работе [18]. Информетрия рассматривается здесь как рамочная область, включающая библиоме­трию, теорию информационного поиска и наукоме­трию. Объектом является «информация», включая ее «компоненты», относящиеся, по мысли рассма­триваемого автора, к библиометрии и наукометрии (рассмотренные нами выше), а также относящиеся к теории информационного поиска: «каталоги от­крытого доступа в интернете, ключи поиска...» [18, р. 36].

Как рассмотренные выше «компоненты инфор­мации», относящиеся к библиометрии и наукоме­трии согласно L. Egghe, так и «каталоги открытого доступа в интернете, ключи поиска...» — это раз­новидности документов. В отношении «каталогов открытого доступа» — это очевидно, в отношении «ключей поиска» это подтверждается следующим определением данного термина: «Набор символов, слово или фраза, которые программа текстового процессора ищет для выполнения операции “най­ти и заменить"» [38].

Сводимость же «компонентов» объектов библи­ометрии и наукометрии по L. Egghe [18] к докумен­там — как в привычном смысле слова, так и в более широком значении слова — рассмотрена выше.

Следует отметить, что изложенное L. Egghe [18] представление об информации вряд ли правомоч­но и вряд ли действительно исповедуется самим автором. В действительности, по-видимому, име­ется в виду, что об «информации» судят на осно­вании количественной оценки названных L. Egghe объектов и явлений, сводимых, как упоминалось выше, и к документам в привычном, и к документам в широком значениях слова. И это вновь замыка­ет на мысль о том, что в чистом виде информация не существует, поскольку она представляет собой сущность; последняя же, как известно, обнаружи­вается в явлении; именно: в документе.

Вообще претензии информетрии на рамочный статус — еще более явно выраженные, к приме­ру, L. Egghe в [39, р. 1311], где об изучении вопро­сов информационного поиска в ее рамках уже не говорится и где термин «информетрия» упо­треблен автором как «широкий термин, включаю­щий все метрические исследования, относящиеся к информационной науке (“information science"), включая библиометрию <...>, наукометрию <...>, вебометрию <...>», — делают ее статус отчасти «подозрительным»: где, в таком случае, собствен­ная методология и, в частности, собственный объ­ект? Но это — тема отдельного разговора.

3. Заключение

Во второй части данной работы на основании сравнительного анализа представлений об объек­тах библиометрии, наукометрии и информетрии, выраженных в некоторых определениях данных научных областей, в сопоставлении с современ­ным «широким» пониманием термина «документ» показано, что понимание объектов библиометрии, наукометрии и информетрии может быть весьма серьезно пересмотрено с применением этой об­новленной «широкой» трактовки. Показано также, что при этом могут еще более сближаться трактов­ки объектов библиометрии, наукометрии и информетрии.

Подобный сравнительный анализ объектов спо­собствует выявлению как сходства, так и разли­чий между тремя «метриями», что важно, посколь­ку их осознание — вполне очевидное исходное условие для взаимообогащения «метрий» знания­ми и концепциями. С учетом сближения трактовок объектов библиометрии, наукометрии и информетрии при условии совпадения их методических составляющих можно было бы с еще большей (нежели в [4, p. 514]) уверенностью утверждать, что в действительности мы имеем лишь одну «ме­трическую» область знания (библиометрию) ⁶. (При этом проблема совпадения предметов не обсужда­ется, т. к. мы считаем предметами любой из «метрий» воспроизводимые количественные характе­ристики их объектов.)

Следует подчеркнуть, что в данной статье ис­пользуются лишь примеры формулировок объек­тов трех «метрий» и предпринимается попытка демонстрации лишь того, что использованный подход плодотворен в принципе. Подробный ана­лиз более полной коллекции формулировок объ­ектов трех «метрий» в свете трактовки понятия «документ» в соответствии с международным стан­дартом [21] и публикациями Ю. Н. Столярова [3][20], завершающийся более радикальными выводами, — это задача, которая будет решена (наряду с выпол­нением сравнительного анализа метрических ме­тодов и приведением исторического мини-обзора возникновения «метрий» и их предтеч) в рамках отдельной обширной работы.

Среди возможных проблем заявленного ново­го плодотворного подхода: проблемность при­менения методов, которые признано считать ме­трическими, ко всем разновидностям документа; возможное размывание специфичности объек­та библиометрии. Подход требует конкретизации; но это — вопрос будущих исследований.

Автор заявляет об отсутствии конфликта инте­ресов.